Глава пятая. [§ 32] Связь печатей с гербами.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ИСТОРИЯ ПЕЧАТЕЙ В РОССИИ

Глава пятая.

§ 32.

Изложение истории геральдики Западной Европы, несмотря на всю его краткость, должно было убедить нас в одном: в том, что всякая, по-видимому, мелочная принадлежность западного герба, все его атрибуты не случайны, а вытекли прямо из рыцарского быта, который в свою очередь обязан существованием и развитием феодализму. Он оставил свою печать на всех учреждениях средневековой Европы, а геральдика не могла остаться чуждою этой стихии.

История нашего дворянства совершенно отлична от истории рыцарства: с одной стороны, несуществование у нас феодализма, а с другой - такого события, которое бы послужило к окончательному его образованию, каковы были на Западе турниры и крестовые походы, заставляет искать иного для геральдики нашей основания. Если с этою целью обратиться к истории благородного сословия в отечестве нашем, то представляется следующее начало: как западное дворянство приобреталось отвагою и личными качествами, так коренное русское дворянство, столь же благородное по подвигам доблести, в основании всегда было поземельное, по владению недвижимою населенною собственностью, и отчасти только служебное, и притом так, что первое послужило зерном, к которому примкнуло второе. В первый разряд вошли благородные туземные роды, князья и бояре, а во второй - служилые люди, выезжие роды, пожалованные в бояре, окольничьи, получавшие земли, вотчины и поместья за службу России.

Различие этих двух видов дворянства, существенное для истории гербов, объясняет и причину, по которой изложению геральдики в тесном смысле должна предшествовать хотя краткая история печатей. Недостаток ни одного по этой части специального у нас сочинения не мог бы оправдать нас в выборе этой системы, если бы для нее не лежало основания в самой сущности предмета. А именно: от Владимира св. и Ярослава пошло несколько линий княжеских владетельных родов, старшей и младшей братьи, которые, разветвляясь и мельчая, обратились одни в вел[иких] кн[язей], другие в т.н. служилых князей и подручников своего старшего брата, вел. кн. Московского, Господаря, Государя и Обладателя всея России. Вместе с тем и уделы их по завоеванию, мене и иным основаниям слились с Москвою. Но каждый князь, властвуя в своем уделе, имел необходимость в печати, которою он утверждал как свои договоры, сделки с Москвою и иными городами, так и акты своих подданных, печати, которая не могла не отразиться и на удельных княжеских монетах. Если печати эти, первоначально произвольные, часто видоизменялись, если нельзя положительно сказать, что все они перешли в гербы, тем не менее, было явлением совершенно естественным, что удельные князья, утратив свою первоначальную самостоятельность и заняв в рядах московских служилых людей самое почетное место по обычаю, утвержденному давностью, сохранили в печатях, а впоследствии гербах своих изображения, которые первоначально были эмблемами их владения тем или другим княжеством. Таким образом, печати предшествовали фамильным княжеским гербам.

Что касается до частных лиц некняжеского происхождения, то и у них долго не было гербов в настоящем значении этого слова, а место их до конца XVII в. занимали также печати. Некоторые из этого правила изъятия сохранились от первой половины того же столетия: мы увидим у некоторых лиц печати со всеми признаками герба, но это не более как исключения, сделанные в пользу лиц знатных и образованных. Правилом же остается то, что у каждого лица была своя печать именная или с известными атрибутами, им усвоенными. В доказательство этого положения мы приведем следующие слова Котошихина из его сочинения о России в царствование Алексея Михайловича, слова, тем большее имеющие значение, что автор, быв за границею, уже имел точное и верное понятие о гербах и прямо различает их от печатей:
«А кому царь похочет вновь дати боярство и окольничество и думное дворянство из стольников и из дворян, или дворянина из дворовых всяких чинов или из военных людей, и таким дает честь и службу, по своему разсмотрению, кто в какой чин и честь годен. А грамот и гербов на дворянство их и на боярство ни к какому не дает, потому что гербов никакому человеку изложить не могут, да не токмо кому боярину или иному человеку не даются гербы, но и сам царь гербом своим московским печатается на грамотах в христианския государства не истинным своим прямым, а печатается своим истинным гербом к крымскому хану и к калмыкам; также и у старых родов князей и бояр, и у новых, истинных своих печатей нет, да не токмо у князей и бояр и иных чинов, но и у всякаго чину людей Московскаго государства гербов не бывает; а когда случится кому к каким письмом или послом к посольским делам прикладывать печати, и они прикладывают, какая у кого печать прилунились, а не породная» (гл. II, ст. 12).
Факты, сохраненные нам древними грамотами, и самые печати, дошедшие до нас, служат полным подтверждением этой мысли: как у князей, так и у других благородных лиц были по правилу одни печати до тех пор, пока эмблемы, принадлежащие тому или другому княжеству, не были усвоены его владельцу и роду, от него происшедшему, а другими лицами не были присвоены атрибуты по происхождению их (если они были выезжие) или по заслугам. Ранее других образовался герб государственный, а печать в[еликого] княжества Московского стала постоянною и родовою эмблемою московского герба, который с течением времени нашел себе место в двуглавом орле; и Котошихин совершенно прав, называя всадника на коне собственно московским гербом.